Я – Грегори Хаус. И я мертв.
Я всегда жил для себя и только для себя. Вы будете полностью правы, назвав меня эгоистичным ублюдком, засранцем, сволочью. Я привык, я такой. Люди не меняются, знайте это, если что.
Я мертв. Моя жизнь, мои мысли, моя судьба – я все отдавал работе, я все отдавал загадкам, которые хотел разгадать.
И я хочу рассказать вам о моей смерти. Чушь? Возможно.
Никогда не думал, что умру так глупо. Никогда не думал о том, что даже захочу смерти. Но, вопреки моей натуре, я не смог бороться с этим.
Слышите? Сдался! Всё, всё это осточертело мне. Мой единственный друг хочет умереть. Он сдался. Я сдался.
Здравствуй викодин, здравствуй героин. А в итоге что? А в итоге я лежу в горящем здании, рядом со мной труп. Труп.
И я труп. Я мертв, я.
Я привык к боли. Я живу с болью. Моя жизнь – боль. Боль, которую надоело терпеть. Боль, которая стала невыносимой.
Вилсон, дорогой мой друг, я нуждался в тебе. Да, я эгоистичный засранец, придурок, накачанный викодином, я нуждался в друге, я нуждался… в совести. У меня было только два дорогих мне человека, и у одного из них рак.
И он сдался. И я сдался.
Огонь подходит ближе, я чувствую дым.
Привет, мой друг-самоубийца.
Иногда, галлюцинации это весело. Но только не в моем случае, ведь я – Грегори Хаус. Мои галлюцинации – это боль.
ВСЕ В ЭТОМ МИРЕ – БОЛЬ.
И нет ничего, кроме нее, такой родной боли, которую стараешься заглушить. Но разве можно заглушить жизнь, не умерев?
Я решился. Я сдался.
Катнер - ты галлюцинация, ты мертв, и сейчас ты - мой рассудок.
Почему я должен объяснять своему разуму то, что он и так знает?
Смерть. Небытие. Не существует ни ада, ни рая. Есть только она. Пустота. Она заберет тебя, рано, когда ты не успел еще произнести свой первый крик, или поздно, когда ты уже понянчил своих правнуков. Меня – ни рано, ни поздно.
Мог ли я жить другой жизнью? Нет. Большая семья Хаусов, рано утром выезжающая на пикничок и куча детей с внуками? Нет.
Моя жизнь – боль, и я знаю это.
Моя жизнь – дерьмо, и я смирился с этим.
Но если я умру – все станет лучше. Я стану лучше. Мои поступки – станут лучше.
Но там ничего нет. Пустота, снедающая тебя изнутри.
Ко мне не приходит даже отчаяние – только холодный разум, и боль. И вечная боль.
Эмбер. Эмбер, подружка Вилсона. Мертвая подружка Вилсона. Поздороваемся снова, рассудок мой?
А ведь это все инстинкты. Я хочу жить? Нет. Я мертв.
А рассудок хочет. О, Эмбер, не отговаривай меня, у тебя н-и-ч-е-г-о не получится.
Потому что даже видеть тебя – боль.
Но в какой-то момент приходит сомнение. Еще больнее.
Пациент прав. Смерть сделает все лучше.
Он счастлив.
А я мертв.
Рассудок берет верх, и я иду к двери.
Иду.
Страх и боль, боль и страх.
Никакого отчаяния.
А вы боитесь умереть? Конечно, боитесь.
ВСЕ БОЯТСЯ СМЕРТИ.
Я не верю в Бога. Я не верю в ад, как и не верю в рай.
Но я верю в любовь.
Странно?
Да.
Но я верю.
Боль, снова боль. Одна и та же боль уже на протяжении многих лет.
Но это – что-то другое.
Пока Эмбер и привет… Стейси.
Любил ли я тебя?
Да.
Да, черт возьми.
Огонь, везде огонь, и я скоро сгорю.
Наверно, это больно.
Но я уже привык к боли.
Я помню этого пациента. У него была хорошая жизнь.
Нормальная жизнь.
А он променял все на героин, он променял все… он не хотел терпеть боль.
Я сильнее его? Ведь я терпел, я жил.
Правда, сложно назвать это жизнью.
У меня была работа, у меня был друг.
У меня даже жена была.
У меня были проститутки.
Была команда.
Но я мертв.
Я сдался.
Жизнь такая странная штука, настолько странная, что даже жить не хочется.
Но у всех разная жизнь.
Моя – боль. Тихая или нестерпимая, угасшая, возросшая вновь, такая привычная – жизнь. Моя жизнь.
В один прекрасный момент все полетело к чертям… Нет. В один кошмарный момент все полетело к чертям.
Разве можно назвать прекрасным то, что твой друг принял фатальное для себя решение?
Он мертв. А, следовательно – мертв и я.
А потом приходит Кэмерон. Ну ладно, галлюцинация в виде Кэмерон.
И она говорит мне сдаться.
Она говорит – ляг.
Она говорит – усни.
Она говорит – смерть твоя награда.
И тут…
Тут я понимаю, каким я был дураком.
Я нужен Вилсону. Вилсон нужен мне.
И я выберусь из этого здания.
Я наплюю на боль.
Я – Грегори Хаус, и я жив.
Я даже готов пропустить собственные похороны. И я снова позвоню Вилсону.
У нас есть пять месяцев.
И я жив.
И я – сукин сын.
И я – Грегори Хаус.