По стопам Достоевского
I.
«Да не пойти ли те нахуй» - злобно бормотал Вадик выход из класса: «Ебучка тупая».
Наталья Георгиевна лишь посмотрела вслед, увидев спину обтянутую кожаной мешковатой курткой. Такие куртки производят только в Китае. Особенность их фасона такова, что, обтягивая плечи и лопатки, они всё равно создают видимость мешка.
Ветхая дверь после сильного удара ногой, стремительно распахнулась, и громко ударившись об стену, захлопнулась снова.
За двадцатилетний стаж преподавания в школе, учительница уже ко многому привыкла. А к подобным вспышкам агрессии и подавно. Как обычно, Вадим не выучил домашнее задание. Этот самый трудный ученик её класса, неизвестно ей было, зачем вообще посещал занятия. Она не видела в нём ничего кроме безразличия. Даже среди того, как выражаются некоторые, сброда, что учились в её одном из труднейших классов, Вадим выделялся. Если на остальных она могла как-то повлиять, кнутом ли пряником, угрозами или обещаниями, то для Вадима авторитетов не существовало в принципе. Что самое трагичное для неё, как для педагогом с двадцатилетним стажем - он не признавал авторитетов именно в преподавателях.
Изредка, она видела его в сторонке от школы там, где была расположена постройка с классами для трудов. Он был в компании старших ребят, которые обычно собирались во время занятий, прогуливая школу, и просиживая там иной раз до темноты. Среди общего гогота волнами докатывавшегося до дверей школы, особенно остро резала ухо матерная брань. Ей, как учителю русского и литературы, как человека взращенного на незабываемых произведениях Достоевского, Пушкина, Толстого, Лермонтова, особенно неприятно и мерзко было слышать сплошное сквернословие из уст молодых, не познавших толком жизни, юнцов. Она уже не подходила к подобным компаниям и не делала замечаний, это осталось в прошлом. Уже махнула рукой на этих недорослей. Если раньше и пыталась что-то изменить, пытаться воззвать этих, по сути, ещё детей к совести. То сейчас она просто проходила мимо, стараясь не обращать на них внимание. Но всё же порой ловила себя на мысли: «Боже, что же это твориться? Куда подевалась простая человеческая культура? Ведь есть же у них родители. Что же это за родители тогда, если позволяют своим детям подобное».
Вот и сегодня, закончился, наконец, последний урок. Она уже почти и позабыла о происшествии с Вадиком. И только выйдя из дверей школы, она увидела группу подростков как обычно собравшихся на перилах перед пристройкой. Дорога до автобуса вела в противоположную от них сторону. Но, идя по направлению к остановке она среди доносившегося гогота услышала отчётливое, злое, чудовищное, мерзкое: «Пизда рваная». Хоть произнесено это было с весьма приличного расстояния и не настолько громко, чтобы даже различить, чей это голос. Но она практически не сомневалось, что это сказал Вадик. И тогда вспомнилась злоба в его глазах. Мрачная, идущая, откуда-то из глубины.

«Савельев», - склонилась она над классным журналом. Делая вид, что глубоко задумалась - кого спросить. Хотя уже знала, кто это будет.
«Уру-ру» - только и ответил Вадим. Он вальяжно развалился на старом видавшем виды стуле, поставив одну ногу в потрёпанном ботинке на перекладину парты, предназначенную для того, чтобы туда ставили портфель. Портфеля у него не было, так же как не было тетрадки и ручки. Обычно ученики ходили на занятия с полиэтиленовыми чёрными пакетами, в которых они носили пару тетрадок, да один - два учебника. Савельев обходился без этого.
Наталья Георгиевна отвлеклась от журнала и внимательно с нарастающей злостью от такого ответа, посмотрела на ученика. Тщедушный, по юношески нескладный, среднего роста, он смотрел на неё с издёвкой. Первый пух только начал вылазить на его подбородке. Волоски, уже достаточно длинные, торчали из большого похожего на бородавку родимого пятна на щеке. Лицо вытянутое бледное, глаза какие то блеклые. И пакля немытых засаленных волос, достаточно длинных, чтобы почти полностью скрыть высокий лоб.
«Савельев, встать!» - как ей показалось, грозно и начальственно повелела учительница, еле сдерживая свой гнев.
«Так уже… кхе… стоит», - не меняя положения, произнёс Вадим.
Класс разразился смешками и плохо сдерживаемым гуканьем. Очевидно, Савельев пошутил. Наталья Георгиевна подобных шуток не понимала, поэтому и не восприняла для себя ничего оскорбительного.
«Я кому сказала? Быстро встал!»
Подросток, нехотя и нарочито медленно, поднялся со своего места. И застыл в самой непринуждённой позе. Только в длинных его пальцах правой руки мелькала зажигалка, которую он вертел с неимоверной скоростью.
«Какое на сегодня было домашнее задание?» - чуть смягчившись, спросила учительница.
«Да хер его знает» - безразлично ответил Вадим. Наталья Георгиевна пропустила мимо ушей подобный ответ и лишь протянула:
«Хорошо», - и после небольшой паузы: «А что ты можешь нам рассказать о творчестве великого русского писателя Фёдора Михайловича Достоевского?»
«Да нихуя», - Вадим, как ни старался выглядеть разбитным, но ответ свой всё-таки произнёс достаточно тихо, что бы учительница его не расслышала.
«Что, что ты сказал?» - переспросила Наталья Георгиевна, стараясь придать голосу как можно больше строгости и жёсткости.
«Я говорю, мне ваш Достоевский ни во что не впился. Да и вся ваша литература порожняк гнилой. Нахер она мне нужна в жизни? Читаете, умную из себя строите. Интеллигенты мля», – неожиданно разговорился Вадим.
Наталья Георгиевна даже на мгновение опешила. В первый раз за то время, что Савельев учится у неё в классе, он выразил своё мнение. С чем это связано она не знала, и даже некогда было задуматься. Потому что когда стал понятен смысл фразы, она неожиданно разгневалась. Выводы он видите ли делает! Да кто он такой, чтобы так рассуждать о великом творчестве! Не видел щенок ещё жизни даже! И тогда, она объятая чувством праведного гнева, человека которого задели за живое (и даже более того -попрали святыню), не удержалась и ответила агрессией на агрессию.
Спокойно и даже холодно она не произнесла, а скорее кинула в лицо:
«Конечно, тебе это не пригодится. Если ты идёшь по стопам родителей, то в жизни тебе нужна только водка. Или может ещё наркотики?»
Вот тогда и вспыхнул в его глазах этот чертовский огонёк мрачной чёрной злобы:
«А вы моих родителей не трогайте», - грозно прошипел он, но слова в абсолютной тишине притихшего класса, как будто отскакивая от стен, пронеслись по всему помещению. Затем, ни слова не говоря, пошёл к выходу, грубо толкнув плечом стоявшую на пути учительницу.
II
«Ну чё Вадян, по пивасику?» - вместо приветствия спросил Коля, старый знакомый. Коля был на год старше Вадима. Он учился в ПТУ, то ли на агронома, толи на автомеханика. Вадим слабо разбирался и в том и в другом. Поэтому ему две эти профессии были глубоко по барабану. В принципе, как и Коляну. Учиться тот пошёл только лишь из-за того, что заставили родители. Один из преподавателей был их давним другом. Он то и пристроил отпрыска на учёбу. В школе отпрыск постигать знания не изъявлял особого желания.
Да и сами родители престарелые уже, работяги. Всю жизнь проработали в порту. И к граниту науки относились если не с пренебрежением, то с оттенком превосходства. Старой, советской закалки трудяги.
«А чё бабло есть?» - с интересом взглянул на другана Вадим.
«Да пару соток канает. Сёдня на практике был. Там лошок один попался», - с гордостью плавно переходящей в хвастовство пояснил Коля: «Развёл его по полной программе. Видал кроссы пиздатые».
И он вытянул вперёд ногу. Вадим присел рядом с другом на спинку скамейки. Осмотрел новые, белые кроссовки на ногах Николая. И с небольшой даже завистью отметил про себя, что кроссовки, в самом деле, хороши.
«Я ваще хуею с таких ботанов в натуре», - продолжал Колян: «Сам с какого-то города с другого, тока типа переехал. Я к нему туда-сюда, кто по жизни. А он, бля, смотрю - стух сразу. Ну, я ему и давай в ухо фуфайку толкать. Схавал, как милый. Даже коцать не пришлось. Сам разлатался, да бабло отдал».
В разговоре своём Коля заметно подражал Жене «Большому». Восемнадцатилетний крепкого телосложения, тот недавно освободился. Закрывали его за два месяца до совершеннолетия. Попался он на угоне. Но за ним ещё числились два условных срока за кражи. Путём частичного сложения вышел год. Но пока длилось следствие и суд, он проторчал на централе почти весь свой срок. Оттуда и освобождался. Женя вернулся во двор героем, принеся с собой красивые, по мнению пацанов, тюремные чётки, жизнерадостную улыбку без одного зуба и умение красиво сплёвывать. И речь, наполненную словами зачастую непонятными, но очень знатно звучащими.
Освободившись, Женя как бы взял шефство над двумя, как он любил выражаться «пряниками перепуганными». Он наставлял их «уму-разуму». Иногда вытягивал их на деляны. В основном в качестве шухера, как он говорил «пику будете дыбарить». Работал он в основном по киоскам, закрывающимся на ночь, да по гаражам. Короче, Женя был их «старшим»…
Колян достал, откуда-то с земли, из-за спинки полуторалитровую бутылку с пивом. Одним ловким движением руки открутил крышку, и сразу приложился. Сделав три больших глотка, он передал бутылку Вадиму. Тот принял ёмкость, посмотрел на этикетку – «толстяк: забористое». Хмыкнув произнёс: «Кучеряво живём». И на несколько секунд присосался к бутылке. Затем, крякнул от видимого удовольствия и вытер ладонью подбородок, куда пролилось немного пива.

III
«Лена, пизда по колено», - гоготнул Колян, адресуя свои слова проходящей не вдалеке девчушке.
Не смотря на свои тринадцать лет, она уже оформилась, тело её начало уже наливаться сексуальной свежестью. Грудь заметно выпирала из-под наглухо застёгнутой спортивной курточки. Ноги длинные, не по возрасту красивые облачённые в светлые джинсы, наверняка вызывали любопытство не только двух подростков. Личико её милое не утратившее ещё чего-то детского. Светлые, достаточно длинные волосы, стянутые в хвостик. На голове кепка-бейсболка.
На улице уже темнело. И Лена, по всей видимости, возвращалась с тренировки. Она с раннего детства увлекалась спортивной гимнастикой. Даже когда, тренер ясно дал понять её родителем, что большого спорта Лене не светит, она всё равно исправно посещала занятия. Чему родители были, несомненно, только рады. И, хотя семейный бюджет по современным меркам был весьма скуден, но они с радостью платили деньги за занятия. Это всё же лучше, чем, если бы она проводила своё свободное время на улице среди подростков-сверстников, которым ничего кроме пива и травки не надо было.
Ребята были уже навеселе. Колян сгонял за добавкой. Жизнь казалась удивительной и доступной, настроение было отличным. Поэтому, шутка Коляна показалась Вадиму верхом остроумия, и он стал от души смеяться. Колян же видя положительную реакцию на свои слова, продолжал:
«Ленчик, не убегай. Давай займёмся гимнастикой. У меня и снаряд есть заебатый».
После этих слов Вадим уже не смеялся, его охватил дикий ржач. Колян же подбадриваемый расположенностью друга, вскочил со скамейки и аккуратно, но быстро стал приближаться к Ленке. Которая, уже удалялась в сторону ближайшего подъезда, стоящей неподалёку хрущёвки. Он неслышно подошёл к ней почти вплотную. И сделал несколько характерных движений тазом, исполняя видимость фрикций.
Лена испуганно отскочила
«Да пошёл ты на хуй, мудак», - донёсся до Вадима голос девушки. Услышав который он чуть не свалился со скамейки. Отсмеявшись, Вадим жадно приложился к бутылке.
«Я бы ей засадил» - мечтательно вздохнул подошедший Колян: «Вот это краля».
«Угу», - согласился Вадим, не отрываясь от поглощения пива.
«Блять, как представлю её ножки у себя на плечах, так аж шляпа дымиться» - продолжал Колян. И вдруг, без какой либо паузы спросил: «А ты Аньку ебал?»
«Конечно», - соврал Вадим: «Кто ж её не ебал на районе?»
«Ну да, проблядь», - констатировал Колян: «Ну и как она тебе?»
«Заебизь», - покачал в знак согласия Вадим.
«А мне чёта не очень вкатило» - с видом прожженного в сексуальных делах знатока сказал Колян. Вадим лишь пожал плечами.
Никто из друзей ещё никогда в жизни не то что бы не ебал, но даже и не был близок к этому священнодействию. Но каждый всем своим видом хотел показать, что он знающий и умудрённый опытом человек.

IV

Неожиданно появился Женя.
«Ну чё пряники», - задорно поприветствовал он двух друзей: «Дрочите штоль на ту курицу?»
Он наблюдал издали картину, как Колян приставал к Ленке.
Женя обладал весёлым характером, и хотя шутки его были иной раз весьма жестокими, он умел расположить к себе двух пацанов. Не только расположить, но и внушить им уважение к собственной персоне. Уважение это было основано только лишь на его рассказах о тюрьме и малолетке. Хотя на малолетке он и пробыл всего два месяца, да и то на централе. В рассказах этих, он всегда выходил победителем и этаким, почти Робин гудом, в стычках с мусорами…
Женя подошёл к друзьям вплотную и отвесил каждому из них по ощутимой «барабулине». Ребята, как по команде, потёрли заболевшие лбы. Вадим же с обидой в голосе пожаловался:
«Ну чё ты Жека, внатуре, больно ведь».
«На малолетке ещё больней», - парировал тот. Отодвинув пацанов, он устроился посерёдке. Обнаружив в руках Вадима бутылку с пивом, он радостно воскликнул:
«Опа! Нормуль-ходуль. Пивасик! Заебцом»
Потом, оглядевшись по сторонам, снял кепку-хулиганку и достал оттуда небольшой свёрток. Совершив необходимые манипуляции, он прикурил от спички забитую папиросу. Сделав несколько «хапок», передал косяк Вадиму:
«Задуешь», - сдавленно пропыхтел он и с шумом выдохнул дым.
Вадим, пытаясь не упасть в глазах «старшака», деловито «подлечил» папиросу. Сделал две маленьких «хапки», после чего задул Жене «паровоза». Затем Коляну…

«Не ссы пассажиры, у меня всё схвачено», - говорил Женя, пока компания, пыхтя поднималась по лестнице на седьмой этаж: «У девахи штрихи съебли куда-то. Ебаца хочет, аж не может. Хата у неё кстати нормальная. Оттянемся по полной программе».
«Чё примажоренная?» - довольно поинтересовался Вадим.
«Да хуйёмамузнает. Я то знаком с ней недавно. Но, мож чё и обломится», - неопределенно предположил Евгений.
Между делом Вадим оглядывал подъезд. Чистый, ухоженный, без единой надписи на стенах. На входе стояла металлическая дверь с домофоном. Всё как у людей подумал он, когда Женя набрал номер квартиры и сквозь какие-то помехи послышался девичий голос:
«Женя ты? Заходи. Лифт не работает»
Чистота подъезда удивляла молодого человека. Он вырос в трущёбах старых малосемеек. И в жизни редко видел подобное благополучие. И где-то, в глубине души завидуя, ему захотелось чего ни будь написать. Руки прямо таки зачесались, но с собой не было не то что маркера, но даже и авторучки. А выводить зажигалкой на потолке – долго. И он решил оставить это на потом.

V

Анжела, так представилась хозяйка гостям, сидела на кухне и курила. Переговариваясь о чём-то с Женей.
Колян уединился в спальне с Мариной. Вадим как оплёванный сидел с Таней в зале и бессмысленно пялился в телевизор. Первый сексуальный опыт он с треском провалил. Татьяна, с видимым разочарованием на лице застёгивала лифчик. Молча, она оделась, и вышла в прихожую, направляясь на кухню. Оставив Вадима наедине с мрачными мыслями. Тот сидел на разложенном диване в спущенных до колена штанах. Мир рухнул. Всё кончилось, даже не начавшись. Позор. Он услышал приглушённый разговор на кухне:
«Да, блять, стрельнул тока встал. И пиздец. Сосала-сосала, хуя там, не встаёт у него. Ебануться, такое у меня в первый раз, нахуй».
Послышался смех Жени. Он сейчас казался Вадиму неимоверно злым и противным. Наконец, появился и сам Женя, и насмешливо изрёк:
«Ну, ты пряник даёшь. Дрочить меньше надо»
Вадим посмотрел на «старшего» с нескрываемой ненавистью, от вида которой тот лишь ещё больше расхохотался.
«Да ладна чё ты. Не бери вголову, бери в ноги. Ещё не вечер. Пойдём, накатим. Там у бати ейной запас косорыловки знатный».

«И сизый полетел па ла-а-агерям», - пьяно голосил Женя, хотя музыкальный центр орал совершенно другую песню. Вся компания, включая шестнадцатилетних девчонок, расположилась в зале, вокруг журнального столика. Все уже изрядно набрались. Как вдруг послышался громкий стук во входную дверь.
Анжела поднялась с пола, и пошатываясь пошла узнать в чём дело. Щёлкнул замок входной двери. И со стороны прихожей послышался старушечий голос. Спустя несколько минут хлопнула дверь.
«Заебала овца старая» - возвестила Анжела, входя обратно в комнату.
«Чё такое?» - поинтересовался Женя.
«Музыка ей, блядь, громко орёт. Кошка драная», - пьяно ругалась Анжела и во весь голос проорала: «Кааазаааа!»
Анжела подошла к столику, оглядела всех мутным взором. Колян лазил под юбкой уснувшей уже Татьяны. Марина тоже клевала носом. Вадим, нахмурившись, сидел на полу. Женя, по-королевски, расположился на кресле.
Анжела взяла со стола стакан с коктейлем из сока и водки. Отхлебнула половину и ни к селу, ни к городу стала говорить:
«Поблядушка старая. Хорошо блять жить стала. У неё сын чёто зарабатывать стал. Так и бабка восстала. Музыка ей блять не нравится. Как будто я её каждый день слушаю. Раз в пятилетку хочу покуражица, а ей бля, музыка мешает. Марамойка стрёмная…»
С Жени как будто слетел весь хмель:
«А чё там за сынка то её базарила?»
«Чё? Хуй через плечо», - пьяно рассмеялась Анжела: «Бабки, говорю, стал зарабатывать. Ремонт ей вон сделал. Небось, в загашнике у неё не одна штука зелени есть. Всяко, откладывает на ебучие свои похороны. Нихуя ж не тратит пенсию свою заебаную. Сынок то её одевает – обувает…»
Неожиданно Анжела дёрнулась. И рефлекторно зажав рот руками, раздув щёки и выпучив глаза, убежала из комнаты. Женя лишь посмотрел ей вслед, о чём-то крепко задумавшись.

VI

«Ну что, Дёмин Евгений Васильевич?» - следователь возвышался над притихшим в углу кабинета Женей «Большим»: «Может, всё-таки скажешь, как дело обстояло?»
Иннокентий Васильевич не любил применять силовые методы при допросе. Но они, как правило, были необходимы. Тем более он чувствовал, даже скорее знал, что подследственный этот, морально не больно то уж и крепок. Поэтому особо не церемонился и давил на него без применения психологических уловок, которыми овладел достаточно за долгие годы работы в милиции.
Иннокентий прикурил потухшую уже папиросу. На сигареты он так и не смог перейти, несмотря на их свалившееся после перестройки разнообразие. Затяжка повлекла за собой кашель. Какой-то сухой, он не был похож на кашель заядлого курильщика. Иннокентий отметил это про себя уже давно, но к врачу идти немного боялся. Да и некогда было. Приходил с работы поздно.
Супруга с детьми давно уже устала от обязанностей жены офицера милиции. Она устала ждать, переживать. Устала видеть мужа, приходящего иногда далеко за полночь, нетрезвым. Устала слушать его пьяный лепет: «Вор, должен сидеть в тюрьме». Устала, и уехала на запад к старикам-родителям. Иннокентий всё это прекрасно понимал, но изменить себя уже не мог. Не тот возраст, говорил он, себе, вспоминая минуту расставания с любимыми людьми на вокзале…
Прокашлявшись, он слегка пнул подозреваемого.
«Слышь, начальник», - затравленно начал, было, Женя: «Чё ты мне прививаешь в натуре, какая мокруха? Какие подельники? Чё ты придумываешь? Я честный пацан, по мокрому не встряваю…»
«Ты это своим дружкам рассказывай», - перебил Иннокентий Васильевич: «Что ты честный пацан, по жизни ровно живёшь. А мне свою фуфайку в ухо не толкай. Не такие пытались Доказательств у меня есть достаточно. Так что в любом случае двадцатка тебе светит. Пораскинь мозгами, ты же не пряник. Жмур, организация преступного сообщества. Привлечение малолеток… Продолжать?»
«Ты чё начальник?» - истерично завопил Женя: «Чё ты мне лепишь? Да я тебя в натуре…»
И споткнулся на полуслове от удара пластиковой бутылки по голове, которую следователь схватил быстрым, почти неуловимым движением своей худощавой жилистой руки. Бутылка стояла рядом на подоконнике, предназначенная, прежде всего для поливки единственного на весь кабинет цветка.
Неожиданно дверь, без стука, распахнулась и в проёме появилась голова молодого сержанта.
«Товарищ кап…» - начал, было, он, но оборвался на полуслове от представшей его глазам картине.
«Какова хуя ты врываешься без стука?» - сорвался Иннокентий: «Пашол нахуй атсюда, не видишь допрос идёт».
«Да я только…» - начал было оправдываться сержант.
«А мне похую твоё только», - бушевал следователь: «Я занят. Съебись пока я тебя не съёб».
Матерился Иннокентий без зла в душе. Просто сержант новый в управлении. Неизвестный ещё. Хоть и не боялся следователь особо наездов из отдела собственной безопасности. Если что, задержанный оказал сопротивление. Но бумагомаранием они могли одолеть сильно. К тому же, нагнать жути на забитого в углу сопляка лишний раз не помешает.
Сержант незамедлительно скрылся. А Иннокентий Васильевич обратился к подозреваемому:
«Ну чё? Явка с повинной, как дело было, или пишем бабку на тебя?»
«Какая бабка? Ты чё внатуре» - чуть ли не плача зачастил Женя: «Да я ей тока разок приложился в пятачину. Думал, вырубилась. А она, сука, крепкая оказалась. Мы её к ней затащили. А она шевелиться давай».
«А нахуя вообще вы её трогали?» - Иннокентий не побоялся обнаруживать своей неосведомлённости. Если такой человек как Дёмин начал колоться на допросе, то это было равносильно тому, что он оказался на исповеди.
«Да, думали чё у неё бабла немного вымутить. Хули дверь у неё навороченная. Да и в квартирке ремонт…»
Иннокентий вспомнил однокомнатную квартиру старухи. Ремонт сделан совсем недавно. А мебель ещё старая, советская. Вспомнил бардак, учинённый в квартире. Вспомнил труп старушки. Вспомнил старую чёрно-белую фотографию, поблекшую от времени, в рамке с разбитым стеклом. На ней был запечатлён молодой человек в военной форме. С тремя медалями на груди.
Затем, взяв под локоть закованного в наручники арестованного, усадил на стул возле своего стола и жестом велел продолжать.
«Короче, затащили. Давай шмонать хату то. Анжелка до этого брякнула, чё у бабки шевелюшка канает. Нарыли тока две штуки в серванте…»
«Анжелка, это соседка бабкина?» - перебил, уточняя, Иннокентий Васильевич.
«Ну да. Так ничё больше не накопытили. А тут бабка зашевелилась, чёто стонать стала. Ну, мы и решили её немного расколоть, мож она, где в тупике заныкала. На стул её, связали. Но она чёто и не сказала ничего». – Закончил Женя.
«А кто бычками её прижигал?»
«Какими бычками гражданин начальник? Не было бычков…»
«Ты чё падаль? Не было бычков?» - взревел следователь: «И паяльником её не прижигали? И, сука, груди не вы резали? И молотком по темени не вы били? И расчленить не вы пытались? Ты у меня, бля, кровью ссать щас будешь. Я бы вас всех уёбков к стенке без суда и следствия!»
Иннокентий, с трудом сдерживаясь, чтобы не впечатать ногой в эту рожу, в сердцах открыл дело лежавшее на столе. Достал пачку фотографий с изображением обезображенного трупа, и бросил на стол перед съёжившимся от неожиданной вспышки следователя, Женей…

Уже вечером, когда задержанный в сопровождении конвоя вышел из кабинета, Иннокентий лишь устало посмотрел ему вслед. На заднем фоне балакало радио. Целый день он не обращал на него внимания. Но тут расслышал хриплый голос: «И сизый полетел по лагерям…»
Иннокентий Васильевич недовольно, с отвращением поморщился и, устало выдохнув, «твою мать», выдернул шнур из розетки.
Он, вдруг, почувствовал, насколько сам устал. От всего этого дерьма, что ежедневно сваливается на его плечи. Устал от этих приблатнённых малолеток, устал от приштырков, от прожженных зеков, настолько привыкших к тюрьме, что на свободе не могут провести и полгода. Устал он от долбоебизма начальства. Устал быть ментом.
Он знал, что это мимолётное чувство. Но оно посещало уже не в первый раз, а за последний год всё чаще и чаще.
Минуты две он сидел на своём стуле, массируя двумя пальцами переносицу. Надо на пенсию, отстранённо думал он. Затем, подошёл к сейфу, открыл его. Покопался, внутри звякнув стеклом. Наполнил половину гранёного стакана водкой. Выпил не закусывая, лишь слегка поморщившись…
Он посмотрел на рабочий стол. В пепельнице дымилась недокуренная сигарета. Подошёл к столу. Вытащил бычок, прочитал: «Marlboro».
«Хорошо живёт на тюряжке» - отстранённо подумал Иннокентий: «А когда-то за такое опускали».

Эпилог
Наталья Георгиевна сидела за своим видавшим виды учительским столом, выставляя отметки. Из открытого настежь окна доносилась весёлое чирикание воробьёв, на фоне недалёкого шума дороги. Из окна немного задувало тёплым прогретым весенним солнцем воздухом. В классе витал неуловимый запах пробуждающейся ото сна природы. Запах весны.
Учительница почти автоматически делала свою работу. Мысль то и дело уносилась туда, за окошко, в лес, сопки, поля. Где скоро зацветут во всю, цветы, а деревья оденутся в летнюю зелень. Где так хорошо просто гулять, ни о чём не думать. И спокойно радоваться жизни.
Наталья Георгиевна отодвинув журнал, встала из-за стола, и подошла к открытому окошку, с удовольствием вдыхая воздух и предаваясь своим мыслям и воспоминаниям. И стало ей вдруг так легко и хорошо, что захотелось танцевать. Но надо работать, одёрнула она себя. И через десять минут уже выходила из кабинета, держа заполненный журнал подмышкой…
«Наталья Георгиевна» - окликнула в коридоре учительницу завуч школы. Алла Фридриховна была тучной женщиной около пятидесяти лет: «Зайдите ко мне на секундочку».
Пришлось возвращаться обратно по коридору. А в учительской, наверное, уже пьют чай – подумалось отчего-то Наталье Георгиевне.
«Вот что дорогуша», - пробасила Алла Фридриховна, как только учительница переступила порог кабинета: «У вас четвертная отчётность готова? Нет? Так вы поторапливайтесь. На следующей неделе уже нужно в райно нести. А у меня ещё общешкольный отчёт не готов. Вы уж не откладывайте в долгий ящик, пожалуйста».
«Хорошо, Алла Фридриховна», - кивнула покорно Наталья Георгиевна. Почему-то она испытывала перед завучем какое-то смущение. Странно это было осознавать, ведь разница в возрасте у них минимальна. Но что-то такое было в этом человеке, настолько властное и безапелляционное, что Наталья Георгиевна бессознательно робела.
«И вот ещё что», - продолжала Алла Фридриховна: «Семён Владимирович завтра не выйдет. Опять что-то с женой у него там. А у вас насколько я помню третий урок – окно?»
Наталья Георгиевна лишь кивнула в знак подтверждения.
«Тогда десятый Бэ переносим вам вместо шестого урока».
«Хорошо», - буднично отозвалась учительница и, видя, что разговор исчерпан, собралось, было уже уходить.
«А, Наталья Георгиевна!»
«Да-да, Алла Фридриховна».
«Чуть из головы не вылетело - совсем закрутилась я. Звонил инспектор по делам несовершеннолетних, просил характеристику на Савельева составить».
«А что он натворил?»
Алла Фридриховна лишь пожала плечами, поглощённая поиском чего-то в столе, и произнесла ровным безразличным голосом:
«Нахулиганил, наверное, где. Что ещё от него можно ожидать? Куда же я степлер подевала, понять не могу…? И, пожалуйста, не тяните с отчётностью…»

P.S. Сюжет основан на реальных событиях, произошедших в одном небольшом городке.