Хрипом стучит-пульсирует голос-контрабас Луи Армстронга, визжит его труба. Нет, это не внутри меня – это рядом, в кафе, бу?хает джаз. Здесь отовсюду льется музыка. Мягкий асфальт, мягкие подошвы превращают прогулку в легкий полет. Так можно уплыть аж в Булонский лес, невзирая на время, через весь город. Давно так не гулял. Часами, сутками наслаждаясь теплым, гортанным началом лета как изысканным вином. Потеряться невозможно – все пути ведут к эпохе Просвещения. И я атакую выставки, не забывая вовремя подкрепляться рисом по-провански.
Завтра: город-побратим Рим! Поеду поездом. Лионский вокзал похож на музей. В центре внимания ожидающей публики – почти лондонский Биг-Бен, который час? В Париже полдень…
– Моя фамилия? Кравцов. Владимир. Один билет до Рима, пожалуйста.
Откуда берутся деньги? Тогда откуда берется море?..
Деньги – они или есть, или их нет.
Деньги – это смысл жизни, философия.
Только речь идет о базовых, корневых деньгах. Которые не вырвать кровью, смертью. Они всегда, везде... Они в политике, оружии, в сиротских приютах, дорогах, морской воде. Со времен Гарибальди коррупция, политая героическими лозунгами, прорастает внутрь, сквозь земную кору, к центру земли. И не только в Италии – по всему миру. Но я нацелен на Апеннины. Почему? Рвануть бы в штаты, по идее, но США завязли в зыбучих песках Персидского залива, поэтому туда нельзя – спецслужбы рвут и мечут в поисках козлов отпущения, можно и под раздачу залететь. А здесь, в зоне шенгенской видимости, относительно спокойно. И сыто. Поэтому я еду в Рим.
И нужны мне деньги. Большие… Большие деньги.
Антонио, Бруно, Лучано – его могли звать как угодно! Нет! Он отрекомендовался: «Пиппо…» Вы представляете? Как Гуфи из Микки Мауса! И что? Два метра ростом, огромный, железный, с сигарой из-под шляпы? Да ничего подобного!
Говорили на плохом английском. Но о хороших вещах. Говорили о наживе. Пиппо – тщедушный очкарик без возраста. Если бы мне сказали, что он спецагент с четвертой категорией доступа, я бы поверил – такими они и должны быть, спецагенты. Глаза, кисти рук – ворота в душу: простотой, жалом выпущенной для прохожих зевак, и не пахло из-под припущенных окуляров, а руки… Поверьте мне – смиренно сложив их на коленях, скрестив ноги, изображая, ну, минимум, виолончелиста – эти кисти вряд ли выпустят шею, оставив бьющимся пульс.
Июнь в Вечном городе – время любви и свадеб. Нам, северянам, не понять, что римский июнь, это четвертый месяц лета; это будто бы лето вовсе не прерывалось на зиму!
На пьяццо Венеция «сто лет» стоят леса?, вокруг них – вагончики, оградительные сооружения. Строительство метро нам на руку. Место присмотрели специально, чтобы пригласить сюда Пиппо и иже с ним, увижу его людей, нет, – не важно. Со мной – двое. Они держат нас с мафиози на контроле; всего лишь на контроле, не на прицеле. Барк с Фримом – мои пацаны, с «Москвы бандитской», так сказать. Дистанция – на их усмотрение. Все равно оружия ни у кого из наших нет – не тот случай. Кому меня убивать? Зачем? Я даже не сказал еще ни слова. Хотя… Это как в самолете во время рейса. Кто ж там помышляет о худшем? Так и тут – вероятность катастрофы настолько мала, что только о ней и думаешь.
Встретиться договорились в небольшом скверике через дорогу от Витториано – величественного колонного сооружения в честь мужика, гордо восседающего перед храмом на вальяжно гарцующем, бронзовом коне. Каменные скамейки на приличном возвышении от проезжей брусчатки, покрытые тенью вековых сосен, создавали иллюзию уединения, прохлады.
– Кто это?
– Король Эммануэль, – Пиппо дружелюбно махнул кому-то из шумно-восторженного круговорота, заплывающего в сторону автобусов, ждущих неподалеку, пониже нас, на обочине. – Рисорджименто… новая страна, возрождение, политические войны.
– Откуда столько? – хохочущая толпа обвила нас возбужденным гомоном; мне не особенно улыбалось впадать в былое.
– Церковь Сан Марко, два шага отсюда, рукой подать… Свадьба…
Парк рядом со стройкой выбрали заранее. Мало того, что в метро можно спрятаться, но это и запасной вариант для отступления. Через свежевыстроенный канализационный коллектор, пока неиспользуемый, – выход на тихую Виа дель Корсо, южней главной площади. Там ждал третий человек группы прикрытия на небольшом резвом Опеле. Предусмотрено это было для крайнего, непредвиденного развития событий, поэтому Жан, наш французский друг, водитель Опеля, был единственным вооруженным. Как-то не очень успокаивало и то, что в коллекторе все-таки припрятана парочка пистолетов, так, опять же, на всякий случай…
– В ресторан сейчас поедут… А может и на природу куда… – Пиппо улыбался проходящим мимо, кивал.
Свадебного люду прибавилось – гости из нескольких торжественных кортежей перемешались друг с другом, отчего в воздухе разлилось ощущение праздника. Не хватало гитарного всплеска тарантеллы для острастки.
В принципе, позиция Пиппо по нашему вопросу была ясна. Разговор продолжится на другом уровне, так уж у них устроено, у итальянцев; и будет ли этот уровень завершающим, не известно.
«Just a second...» – я встал, разминая затекшую шею. Тут же сел – в миллиметре от руки пронесся обжигающий вихрь. Окуляры Пиппо сползли с носа, взгляд остановился на мне, остекленел. Голова запрокинута, вот-вот свалится на бок, на чем держится? Шея залита густо-красным, и это только начало потока фонтана смерти. Краем глаза я проследил направление прошедшей навылет пули – там кипиш, разрастающийся ком крика – задело кого? Зафиксировав ситуацию в застывшем ракурсе: Пиппо с почти еще живым взглядом, начинающаяся кровь ручьем, веселая гурьба – вот-вот вспыхнет паника… – я врезался в толпу и растворился средь нарядной публики, намылившись в сторону Виа дей Фори, что с другой стороны пантеона. Там ждет мой водитель – напрямую до Колизея, потом на окружную – должны уйти!
Внутренняя связь – отбой! Раз вычислили, значит подсели на волну, ведут!
Благо, праздношатаев много, полно? – прячась и извиваясь, но в рамках приличий, чтоб уж совсем не броситься в глаза, прорывался к машине. Беспорядочному движению туристов я не противоречил, только добавлял гармонии в хаос. Справа – чугунная решетка, соединяющая пару небольших монументов, размахивающих копьями и крыльями; слева, в двух метрах, – нервные гудки автотранспорта, – прошел опасный участок, повернул на Фори, где же он? Фургончик-Мерседес синего цвета, я почти бежал, – его нет! Ждал выстрелов, готовый нырнуть под любую близстоящую тачку, посигналил рукой – такси! Перед тем как прыгнуть в подъехавший «бьюик», включил радиосвязь: «Вариант три!»
Через пару минут, когда впереди уже маячил костяк разрушенного, как жизнь гладиатора, знаменитого силуэта, услышал в ответ: «Мы по второму!» – «Понял!» – я слишком долго шхерился, запутывая следы в поисках Мерседеса, и пацаны, не дождавшись, рванули по условленным маршрутам. А еще это значило, что потерь в нашем лагере нет, так же как и дальнейшего хода к сицилийским друзьям; или уже врагам?.. И, в конце концов, вывод: только одна организация могла осмелиться на отстрел людей, вышедших с нами на контакт. И нам надо срочно, как можно проворнее, сваливать отсюда. Из Вечного, в своем желании первым откусить лакомое, города…
Общий сбор – через час, на базаре Кампо Дей Фьори. Гонку преследования мы выиграли. Если она вообще была, гонка-то. Кому мы нужны? Никому. Вот Пиппо... другое дело. Его и убрали. Был бы надобен я, завалили бы меня. Встречу могло вычислить только ЦРУ. Устранив Пиппо, они прекратили неугодное им продвижение на запад – большего и не требовалось, если стала известна наша связь со спецслужбами. Конфликт на государственном уровне никому не нужен. Мафию с удовольствием бы покоцали на кусочки, на что русские федералы бодро промолчат в ответ, но… Господдержку кто-то слил. Доброжелатель среди моих людей. В Риме нас шестеро: я, два моих проверенных спеца, оператор-координатор и водители. Тот, что на синем фургоне – Сергей Иванович с учебного центра при российском посольстве, человек немолодой, еще при гэбистах продавший душу золотому дьяволу. От него и не требовалось ничего – подвезти, увезти; «Вася, подай патроны!» когда надо, когда не надо – промолчать, сделать паузу, и всё. В его возрасте пара десятков тысяч «Франклинов» – не повод изменять привычкам. Второй водила – Женька…
Жан… Я называл его Жан-Люк Понти. Виртуоз руля, скорости, как его тезка-скрипач – вершитель импровизаций. Женьку мне подогнали французские друзья, весело, под звон бокалов расписавшись в его надёжности. Вот кого я знал плохо, так это Женьку – джазмена извилистых улиц. Цена вопроса?.. Такие вещи не продаются и не покупаются. Потому что предательство, как и стукачество, измеряются жизнью. Или смертью, если вам будет угодно. Мастак педалей газа и сцепления решил в жестком вираже срубить бабла, на жаргоне контрразведки именующимся «двойным прикупом», при этом оставшись в теме. Да, мол, выкупили, с кем не бывает, но мы-то целы, черт возьми, или как там по-французски: merde?! Или putain de merde! Самое интересное в деле раскрутки шелудивых псов – первая реакция на происходящее, первый вопрос, ответ…
Две улицы, Канцелярская и Пеллегрино, сходятся в одной точке, огибая огромный белый дом, похожий на крейсер. С этого дворового пятачка взор упирается в покорно сомкнутые руки под согбенным взглядом еретика Джордано Бруно, грустно охраняющего бойкий продуктовый рынок, развалившийся под ногами опального философа, возрожденного в камне. Состыковаться должны у подножия памятника, затем – сквозь кричащие овощные ряды Кампо дей Фьори до неприметной узенькой Балестрари, обсудив все по дороге.
– Жан, привет! Как добрался? – ни намека на недосказанность. Мы – в радиусе обзора моих спецов, Барка и Фрима. Они вне зоны видимости. Сергей Иваныч, по совместительству переводчик, семенит рядом, в промежутках русско-французского успевая заглатывать большие куски китайской жарёхи, жутко смахивающей на недозрелый гамбургер. – Радио где? – Я сразу обратил внимание на отсутствие соответствующих проводов.
– Привет! Все O’Key! Я сразу свалил, как поступил сигнал. Прибор со мной, в кармане.
– А если бы связь понадобилась?
– Но ведь при «варианте три» встреча обговаривалась именно через три часа, и без подключения…
– Это если не переходим на «второй».
– Но «второй» не предполагался.
– Если бы не было «общего внимания»!
– Черт!.. Твое «Just a second»?
– Конечно, ты не должен был отключаться! Обязан ждать уточнения к третьему варианту!
– Но…
– Вот-вот! Слушай сюда! Оставшись на волне, тебе пришлось бы выйти из игры! Но хозяева приказали выяснить наши дальнейшие планы… И ты вырубил приемник, чтоб не нарваться на мою команду исчезнуть из города.
– Какие планы, Сомил? – здесь, в Италии, меня звали Сомил… – Какие хозяева? – Мы, не торопясь, ползли по живому коридору шириной в три человека, вспять не повернуть – толпа зевак; шли вперед, навстречу Барку – его макушка на уровне двух метров от земли уже виднелась в двадцати ярдах спереди…
– Жан, ты нарушил субординацию, но это полбеды, – Сергей Иваныч вплотную приклеился сзади, в треугольник, нашептывая Женьке французский перевод, – но почему, почему ты не сделал контрольный звонок через полчаса? Ты был уже в безопасности, вне-зоны-ви-ди-мос-ти чужой прослушки. – Барк приблизился вплотную, так, на всякий случай встретившись со мной вопрошающе-утверждающим взглядом. Последние слова послужили сигналом к действию. Жан не знал Барка в лицо, как никто и никогда не определит по наитию свою смерть.
Короткий удар ножом под сердце, полсекунды – Барк провернул лезвие, вырвал его из тела, тут же исчез. Я, в пол-оборота, двигаясь спиной вперед, прижал обезумевшего от внезапной боли Жана к себе, как бы поддерживая чуть споткнувшегося прохожего, зажав ему незаметно рот; Сергей Иваныч выталкивал нас из людской кутерьмы в сторону прилавков, громко крича по-французски: «Poussez-vous! D?gagez!.. Cet homme fait un malaise! – затем, уложив Жана вниз лицом под ближайшие лотки, – appelez les secours… Je vais chercher un m?decin!..»
Люди боятся происшествий, но присутствовать при уже случившемся… всегда-пожалуйста. Мы с переводчиком пропихнулись-вырвались на приличное расстояние от убитой крысы, получившей своё, народ же только начал стягиваться к жареному. Жители Рима, как во времена бушующего страстями Колизея, весело сбегались на кровавые зрелища, пресытившись хлебами цивилизации.
– Как ты его вычислил? – мы прощались с Иванычем, сидя за обеденным столиком в небольшом кафе.
«Хороший вопрос, учитывая, что никого я не вычислял» – вслух же ответил:
– Иваныч, не забивай голову ерундой, это моя работа – родину твою итальянскую защищать… А родина, Иваныч, там, где хорошо кормят, то есть платят, а всякие там гады ползучие с крысиными мордами – это, брат, наша, моя забота. Так что трудись, расти внуков, да уповай на бога католического. Я позвоню. Скоро. Поинтересуюсь, как дела…
На том и расстались.
Старый хрыч, знамо, не дурак – вопрос задал по существу: как я в два счета цэрэушника срисовал? Да только не прыгнет Иваныч дальше толстой задницы со своими догадками, ни к чему ему лишний геморрой – спокойствие дороже! Хоть не висит уже на шее у меня как раньше, годков семь назад, но и «воля» его вольная, ой, под каким сомнением! А сомнения все эти в кулаке моем вроде кощеевой иглы запрятаны да делами совместными закованы.
Конечно, не виноват ни в каком предательстве Женька-Жан с украденной у него, как скрипка Страдивари, жизнью. Кому он нужен, хренов гонщик-шоферюга французский! Цэрэушников навел я, кто ж ещё!.. И привел их, чтобы тихо-мирно, без лишних глаз и ушей решить проблему непосредственно с боссом, толстым, громадным, сигара из-под шляпы, и чтоб никакая шушера не влезала в душу тупыми намеками на важность их присутствия в моей жизни! Гнусные ублюдки! Думали, они настолько неуязвимы у себя дома, что даже не удосужились обеспечить достойного прикрытия своему напыщенному очкарику, знатоку итальянского Возрождения!
Перед тем как пожать на прощание руки, Сергей Иванович, уточнив все интересующие детали, чуть придержал меня:
– Давно хотел спросить, Сомил…
– Ну…
– Почему ты – вроде как русский – а имя какое-то ненашенское носишь, турецкое что ль?
– Ты прав… Мой отец был турецким подданным…
Иваныч впился обеими клешнями в мои, как-то слишком внимательно заглядывая в глаза. Затем тяжело плюхнулся на стул и зашелся рваным смехом, отрешенно махнув мне вслед с чувством выполненного долга.
Это насторожило. Люди с возрастом меняются, некоторые – в лучшую сторону…
Скоро вернусь в эту страну, где меня зовут Сомил, по-турецки.
Сейчас же – вновь туда, где прибывающие сверяют время по лондонскому Биг-Бену. Который час? В Париже полдень. Здесь я Кравцов. Владимир. Надо срочно разобраться с французскими коллегами, так опрометчиво поручившихся за предателя Жана. И чем меньше следов нашей нерушимой дружбы останется в сердце Европы, так страстно воспетом незабвенной Эдит, тем лучше…