Я готов к неприятностям. Всегда был готов. Неприятности – это наше ВСЁ!.. Нам ничего не изменить в жизни. Единственное, над чем мы властны – так это над возможностью влиять на обстоятельства, предопределяющие наши поступки. Мудрено? Очень просто: готовность к наихудшему исходу событий – это и есть предопределение обстоятельств (мне бы преподавать… бои без правил…).
Их было трое. Первый, почти бегом – сразу на меня: правой рукой, с размаху – в челюсть (грамотно!.. – отметил я). Тут все просто: чуть отклонив голову назад (удар пролетает в миллиметре от лица), моя правая нога, резко выпрямившись, втыкается в запретную зону (по-простому, в пах!) набегающего противника. «О-ох!.. б...» (что-то там еще!) Он – сгибается пополам и головой, вдобавок, нарывается на, вовремя подставленное, с выносом, левое колено (мое), за одним ограничив зону нападения товарищам.
Слева, справа – атака! Сзади – дверь подъезда (я только что вышел из гестхауза). «Бережно», за подбородок, РЫВКОМ, бросаю первого бойца на правый фланг. Разворот влево вместе с размашистым правым боковым – выстрел мимо цели, зато мой левый ботинок, внешним ребром подошвы, четко! – влетает под коленку встречной ноги. Хруст! (Или послышалось…) Обхватываю врага за горло (сейчас бы нож!), захожу за спину (вовремя!). Спиной – к стене! Усилием – вниз! – усаживаю на землю, вдавив поглубже кадык. Он уснул…
Третий – на меня. С битой! Удар (битой – по мне)! Руки – над головой. Предплечья ловят боль прессованного дерева, еще раз… На третий удар у него не хватает замаха – я уже работаю вплотную: рука с битой у меня под мышкой, локоть бойца изогнут на вылом. Подсечка! – падаем! – контрольный – ЛОБ в НОС! – встал! – огляделся! – прошла минута! Семь-тридцать утра... Вызвать посольских или добить? Конечно, «вызвать»!
Я, с разбегу, с размаху, ногой в голову, успокоил первого встающего. Второй, встав наполовину, получил жесткий крюк-нокдаун в челюсть – сел. Третий, видя вопиющую несправедливость (один – на троих!), начал, живенько так, отползать: спиной вперед, с опорой на пятую точку, отталкиваясь от земли одной правой рукой. Значит, левая все-таки сломана. Это может не понравиться кабульской полиции: увечья «средней тяжести». Я ушел…
«Работали без прикрытия. Без оружия (перед уходом – обыскал). Бита… Расчет – на испуг. «Пыльный»! А-га! Вот, его-то, я знаю!» (Я все-таки догнал отползающего раком. Он не хотел говорить. Нос – в крови (сломан... лбом?). Но, под прессом ботинка сверху и, под давлением асфальта снизу, голова выплюнула вместе с кровью: «Пыльный!»)
«Пыльный» – помощник Джахонгира. По внешности – больше русский, чем азиат. Жесткий, худощавый, не исключено, что чеченец. Чего они добились?
Вычислили гестхауз, это плохо. Там – ноутбук, оружие, там было относительно безопасно. Я шел по грязным, закрученным улочкам правобережного города в сторону моего второго прибежища – в отель "Серебро". Убить не хотели. Хотели напугать, зачем? Захватить – не те силы, Джаник в курсе.
Ответ я получил в гостинице…
Мне сунули под нос какую-то бумагу – смесь слов из английских и арабских букв; четверо полицейских и двое военных сопровождения с устаревшими американскими винтовками наперевес. Бумагу я подписал – воткнул закорючку в справку на «великом пуштунском», протянул руки (куда деваться-то!) и покорно залез в микроавтобус с тонированными стеклами, через которые все просматривалось довольно хорошо: увезли недалеко, видимо, в местный полицейский участок, где и бросили в одиночку… опять.
Что я потерял в этой жизни? Видимо, все!..
Золото приходит сегодня ночью. «Секунды» – можно считать, что нет, не существует…
Корякин будет ждать на границе. Меня там не будет, это точно…
Джахонгир сделал все правильно: он остался один на один с Джеком, что при его подходе к делу не является проблемой. Главное – он остался с грузом, с грузиком, черт бы их всех побрал!
Я лежал на драной, зассанной подстилке, руки – под голову, после четырехсасового трехшагового «вперед-назад» ожидания чего-либо. Ничего не происходит и не произойдет, это было понятно сразу! Угасающая, угасшая надежда превратилась в ноющую тоску, такую знакомую, родную… Знакомую до смерти, родную до боли, пронесенной сквозь бесчисленные тюремные застенки на плечах невозвратных двух десятилетий «отсидки».
Что ж, этот раунд переговоров мне придется пропустить, прости, майор! Ты меня поймешь, я знаю. Ночью, не дождавшись меня, ты должен будешь принять решение, от которого вряд ли будет зависеть моя жизнь, но, твоя-то, зависеть будет точно! Мы поставили на сволоча-Джахонгира; мало того, туда еще и ЦРУ подтянется – будет жарко, Корякин, держись, брат! Я ничем, ни-чем-не-смо-гу тебе помочь, прости!..
Я проваливался в бесконечные полусонные-полубредовые воспоминания юности, пролетевшей под флагом обмана, «наживы-любой-ценой», и, чем больше и изощренней ты кидал людей, тем было лучше, почетней, круче…